Неточные совпадения
Хлестаков (провожая).Нет, ничего. Это все очень
смешно, что вы
говорили. Пожалуйста, и в другое тоже время… Я это очень люблю. (Возвращается и, отворивши дверь, кричит вслед ему.)Эй вы! как вас? я все позабываю, как ваше имя и отчество.
«Она улыбается над моими подозрениями. Да, она скажет сейчас то, что
говорила мне тот раз: что нет оснований моим подозрениям, что это
смешно».
— Что это за бессмыслица! —
говорил Степан Аркадьич, узнав от приятеля, что его выгоняют из дому, и найдя Левина в саду, где он гулял, дожидаясь отъезда гостя. — Mais c’est ridicule! [Ведь это
смешно!] Какая тебя муха укусила? Mais c’est du dernier ridicule! [Ведь это
смешно до последней степени!] Что же тебе показалось, если молодой человек…
— Да, он удивительно
смешно говорит. Поняла, куда хозяин идет! — прибавил он, потрепав рукой Ласку, которая, подвизгивая, вилась около Левина и лизала то его руку, то его сапоги и ружье.
—
Говорят, что это очень трудно, что только злое
смешно, — начал он с улыбкою. — Но я попробую. Дайте тему. Всё дело в теме. Если тема дана, то вышивать по ней уже легко. Я часто думаю, что знаменитые говоруны прошлого века были бы теперь в затруднении
говорить умно. Всё умное так надоело…
— Да я вовсе не имею претензии ей нравиться: я просто хочу познакомиться с приятным домом, и было бы очень
смешно, если б я имел какие-нибудь надежды… Вот вы, например, другое дело! — вы, победители петербургские: только посмотрите, так женщины тают… А знаешь ли, Печорин, что княжна о тебе
говорила?
— Ведь это не только
смешно, это даже уж бесстыдно. Ну, будь я даже виновен (чего я вовсе не
говорю), ну, с какой стати мне к вам являться с повинною, когда сами вы уж
говорите, что я сяду к вам туда на покой?
Варвара. Как ты
смешно говоришь! Маленькая я, что ли! Вот тебе первая примета: как ты увидишь его, вся в лице переменишься.
Ах, боже мой! мне
смешно, я
говорю, как какая-нибудь степная помещица.
— Это
смешно, а — хорошо, —
говорила она, осторожно вытирая платком выпученные глаза. — Хорошо, потому что не современно.
Это — не тот город, о котором сквозь зубы
говорит Иван Дронов, старается
смешно писать Робинзон и пренебрежительно рассказывают люди, раздраженные неутоленным честолюбием, а может быть, так или иначе, обиженные действительностью, неблагожелательной им. Но на сей раз Клим подумал об этих людях без раздражения, понимая, что ведь они тоже действительность, которую так благосклонно оправдывал чистенький историк.
— Да у него и не видно головы-то, все только живот, начиная с цилиндра до сапог, — ответила женщина. —
Смешно, что царь — штатский, вроде купца, —
говорила она. — И черное ведро на голове — чего-нибудь другое надо бы для важности, хоть камилавку, как протопопы носят, а то у нас полицеймейстер красивее одет.
Издали длинная и тощая фигура Кумова казалась комически заносчивой, — так
смешно было вздернуто его лицо, но вблизи становилось понятно, что он «задирает нос» только потому, что широкий его затылок, должно быть, неестественно тяжел; Кумов был скромен, застенчив,
говорил глуховатым баском, немножко шепеляво и всегда
говорил стоя; даже произнося коротенькие фразы, он привставал со стула, точно школьник.
— У нас, на даче, был такой мужичок, он
смешно говорил: «В городе все играют и каждый человек приспособлен к своей музыке».
Грубоватое словечко прозвучало
смешно; Самгин подумал, что она прибавила это слово по созвучию, потому что она
говорила: геолох. Она вообще
говорила неправильно, отсекая или смягчая гласные в концах слов.
Вышло у него грубовато, неуместно, он, видимо, сам почувствовал это и снова нахмурился. Пока Варвара хлопотала, приготовляя чай, между Сомовой и студентом быстро завязалась колкая беседа. Сомова как-то подтянулась, бантики и ленточки ее кофты ощетинились, и Климу
смешно было слышать, как она, только что омыв пухленькое лицо свое слезами,
говорит Маракуеву небрежно и насмешливо...
И не
смешно, что Татьяна
говорит о себе во множественном числе, а на вопрос Самгина: «почему?» — ответила...
— Откуда у тебя эти старческие выдумки?
Смешно слышать. Это — Спивак
говорит?
Разгорался спор, как и ожидал Самгин. Экипажей и красивых женщин становилось как будто все больше. Обогнала пара крупных, рыжих лошадей, в коляске сидели, смеясь, две женщины, против них тучный, лысый человек с седыми усами; приподняв над головою цилиндр, он
говорил что-то, обращаясь к толпе, надувал красные щеки,
смешно двигал усами, ему аплодировали. Подул ветер и, смешав говор, смех, аплодисменты, фырканье лошадей, придал шуму хоровую силу.
— Вам —
смешно? — тихонько спросила Варвара, взяла его под руку и пошла быстрей,
говоря тоном оправдывающейся.
Смешно раскачиваясь, Дуняша взмахивала руками, кивала медно-красной головой; пестренькое лицо ее светилось радостью; сжав пальцы обеих рук, она потрясла кулачком пред лицом своим и, поцеловав кулачок, развела руки, разбросила поцелуй в публику. Этот жест вызвал еще более неистовые крики, веселый смех в зале и на хорах. Самгин тоже усмехался, посматривая на людей рядом с ним, особенно на толстяка в мундире министерства путей, — он смотрел на Дуняшу в бинокль и громко
говорил, причмокивая...
— Ты — видишь, я все молчу, — слышал он задумчивый и ровный голос. — Мне кажется, что, если б я
говорила, как думаю, это было бы… ужасно! И
смешно. Меня выгнали бы. Наверное — выгнали бы. С Диомидовым я могу
говорить обо всем, как хочу.
— А что же? Смеяться? Это, брат, вовсе не
смешно, — резко
говорил Макаров. — То есть —
смешно, да… Пей! Вопрошатель. Черт знает что… Мы, русские, кажется, можем только водку пить, и безумными словами все ломать, искажать, и жутко смеяться над собою, и вообще…
Лиза как-то
говорила мне раз, мельком, вспоминая уже долго спустя, что я произнес тогда эту фразу ужасно странно, серьезно и как бы вдруг задумавшись; но в то же время «так
смешно, что не было возможности выдержать»; действительно, Анна Андреевна опять рассмеялась.
— А мне так кажется, что это ужасно
смешно… на иной взгляд… то есть, разумеется, не на собственный мой. Тем более что я Долгорукий, а не Версилов. А если вы
говорите мне неправду или чтоб как-нибудь смягчить из приличий светского лоска, то, стало быть, вы меня и во всем остальном обманываете?
— Это он только
говорил; у него про себя есть другой секрет. А не правда ли, что письмо свое он ужасно
смешно написал?
После
смешно было вспоминать, как, при каждом ударе и треске, все мы проворно переходили одни на место других на палубе. «Страшновато было!» — как
говорил, бывало, я в подобных случаях спутникам. Впрочем, все это продолжалось, может быть, часа два, пока не начался опять прилив, подбавивший воды, и мы снялись и пошли дальше.
— Ах, как это чувствительно и…
смешно. Веревкин справедливо
говорит про вас, что вы влюбляетесь по сезонам: весной — шатенки, зимой — брюнетки, осенью — рыжие, а так как я имею несчастье принадлежать к белокурым, то вы дарите меня своим сочувствием летом.
В самых глупостях, которые
говорил Nicolas Веревкин с совершенно серьезным лицом, было что-то особенное: скажи то же самое другой, — было бы
смешно и глупо, а у Nicolas Веревкина все сходило с рук за чистую монету.
— Да что крулева, это королева, что ли? — перебила вдруг Грушенька. — И
смешно мне на вас, как вы все
говорите. Садись, Митя, и что это ты
говоришь? Не пугай, пожалуйста. Не будешь пугать, не будешь? Коли не будешь, так я тебе рада…
Ну и там дальше, очень
смешно, я тебе потом принесу. Я про Дарданелова ничего не
говорю: человек с познаниями, с решительными познаниями. Этаких я уважаю и вовсе не из-за того, что меня отстоял…
Что это? учитель уж и позабыл было про свою фантастическую невесту, хотел было сказать «не имею на примете», но вспомнил: «ах, да ведь она подслушивала!» Ему стало
смешно, — ведь какую глупость тогда придумал! Как это я сочинил такую аллегорию, да и вовсе не нужно было! Ну вот, подите же,
говорят, пропаганда вредна — вон, как на нее подействовала пропаганда, когда у ней сердце чисто и не расположено к вредному; ну, подслушала и поняла, так мне какое дело?
Что надобно было бы сделать с другим человеком за такие слова? вызвать на дуэль? но он
говорит таким тоном, без всякого личного чувства, будто историк, судящий холодно не для обиды, а для истины, и сам был так странен, что
смешно было бы обижаться, и я только мог засмеяться: — «Да ведь это одно и то же», — сказал я.
Мне
смешно, когда коммунисты или национал-социалисты с гордостью
говорят, что они создают новый мир коллективности, основанный на господстве общества над личностью, коллективно-общего над индивидуальным.
— О тебе же заботился. В самом деле, Харитина, будем дело
говорить. К отцу ты не пойдешь, муж ничего не оставил, надо же чем-нибудь жить? А тут еще подвернутся добрые люди вроде Ечкина. Ведь оно всегда так начинается: сегодня
смешно, завтра еще смешнее, а послезавтра и поправить нельзя.
Он показывал мышат, которые под его команду стояли и ходили на задних лапах, волоча за собою длинные хвосты,
смешно мигая черненькими бусинами бойких глаз. С мышами он обращался бережно, носил их за пазухой, кормил изо рта сахаром, целовал и
говорил убедительно...
Теперь ясно было видно, что он плачет, — глаза его были полны слез; они выступали сверху и снизу, глаза купались в них; это было странно и очень жалостно. Он бегал по кухне,
смешно, неуклюже подпрыгивая, размахивал очками перед носом своим, желая надеть их, и всё не мог зацепить проволоку за уши. Дядя Петр усмехался, поглядывая на него, все сконфуженно молчали, а бабушка торопливо
говорила...
Мне не нравилось, что она зажимает рот, я убежал от нее, залез на крышу дома и долго сидел там за трубой. Да, мне очень хотелось озорничать,
говорить всем злые слова, и было трудно побороть это желание, а пришлось побороть: однажды я намазал стулья будущего вотчима и новой бабушки вишневым клеем, оба они прилипли; это было очень
смешно, но когда дед отколотил меня, на чердак ко мне пришла мать, привлекла меня к себе, крепко сжала коленями и сказала...
«Объясните мне, пожалуйста, —
говорит он, — отчего верить в Бога
смешно, а верить в человека не
смешно; верить в человечество не
смешно, а верить в Царство Небесное — глупо, а верить в земные утопии — умно?» Из западных социальных мыслителей ему ближе всех Прудон.
Я,
говорит, еще сама себе госпожа; захочу, так и совсем тебя прогоню, а сама за границу поеду (это уж она мне
говорила, что за границу-то поедет, — заметил он как бы в скобках, и как-то особенно поглядев в глаза князю); иной раз, правда, только пужает, всё ей
смешно на меня отчего-то.
Он утих и — к чему таить правду? — постарел не одним лицом и телом, постарел душою; сохранить до старости сердце молодым, как
говорят иные, и трудно и почти
смешно; тот уже может быть доволен, кто не утратил веры в добро, постоянство воли, охоты к деятельности.
Кишкин сильно торопился и
смешно шагал своими короткими ножками. Зимнее серое утро застало его уже за Балчуговским заводом, на дороге к Фотьянке. Легкий морозец бодрил старческую кровь, а падавший мягкий снежок устилал изъезженную дорогу точно ковром. Быстроту хода много умаляли разносившиеся за зиму валенки, на которые Кишкин несколько раз поглядывал с презрением и громко
говорил в назидание самому себе...
— Все порешил, и будет, — рассказывал Груздев и улыбался. — И так-то мне легко сейчас, сестрица, точно я гору с себя снял. Будет… А все хватал, все было мало, — даже вспомнить-то
смешно! Так ли я
говорю?
— Дмитрий Петрович, —
говорила ему Полинька, — советовать в таких делах мудрено, но я не считаю грехом сказать вам, что вы непременно должны уехать отсюда. Это
смешно: Лиза Бахарева присоветовала вам бежать из одного города, а я теперь советую бежать из другого, но уж делать нечего: при вашем несчастном характере и неуменье себя поставить вы должны отсюда бежать. Оставьте ее в покое, оставьте ей ребенка…
— Ну и что ж такое? —
говорил Белоярцев в другом месте, защищая какого-то мелкого газетного сотрудника, побиваемого маленьким путейским офицером. — Можно и сто раз смешнее написать, но что же в этом за цель? Он, например, написал: «свинья в ермолке», и
смешно очень, а я напишу: «собака во фраке», и будет еще смешнее. Вот вам и весь ваш Гоголь; вот и весь его юмор!
— Да что это вы
говорите, — вмешалась Бертольди. — Какое же дело кому-нибудь верить или не верить. На приобретение ребенка была ваша воля, что ж, вам за это деньги платить, что ли? Это, наконец,
смешно! Ну, отдайте его в воспитательный дом. Удивительное требование: я рожу ребенка и в награду за это должна получать право на чужой труд.
Я подошел к столу и тоже взял книгу; но, прежде чем начал читать ее, мне пришло в голову, что как-то
смешно, что мы, не видавшись целый день, ничего не
говорим друг другу.
— Боже мой, боже мой! — воскликнул он, забегав по комнате. — Этот Гоголь ваш — лакей какой-то!.. Холоп! У него на сцене ругаются непристойными словами!.. Падают!.. Разбивают себе носы!.. Я еще Грибоедову
говорил: «Для чего это ты, мой милый, шлепнул на пол Репетилова — разве это
смешно?»
Смешно разве это? — кричал Александр Иванович.
Другие
говорят: «Государство!
смешно даже спрашивать, что такое государство!» Третьи таращат глаза, точно их сейчас разбудили.
— Истинный, папенька, бунт был! Просто, как есть, стали все заодно — и шабаш. Вы,
говорят, из всего уезда кровь пьете! Даже смешно-с.